Хроника

Строитель Третьего Храма

Элеонора Шифрин, Иерусалим

Майкл Шербурн Фотография была сделана в 2010 году в кибуце Неве Эйтан

      Майкл Шербурн – один из героев этой борьбы, а до этого – борьбы за создание еврейского государства. Причем, вступил он на путь борьбы вовсе не потому, что так продиктовали жизненные обстоятельства, как бывает у большинства людей. Он мог бы прожить свою жизнь спокойно, не выезжая из Лондона и занимаясь заботами о своей семье и чтением столь любимых им книг в уютном кабинете в кресле у камина. Но для этого он должен был иметь другой характер.

      Мое знакомство с Майклом произошло в марте 1973 г., когда я проводила голодовку возле советского посольства в Лондоне. Это была одна из первых голодовок в нашей борьбе, и я надеялась, что она подтолкнет советские власти к выдаче разрешения на выезд в Израиль моим родителям и сестре, которые застряли в глухом отказе в Новосибирске. Я прилетела голодать в Лондон без всякой предварительной подготовки и без согласования с местными активистами, которые незадолго до того объединились в организацию борьбы за советских евреев под названием «35» (35 лет было арестованной в Одессе Рейзе Палатник, и столько же – большинству из собравшихся бороться за ее свободу англичанок). Мне пришлось действовать в таком экстренном порядке по той причине, что мои родители и сестра объявили голодовку в Новосибирске, требуя выпустить маму на похороны дедушки, который умер в Лозанне, пока я была в лекционном турне в США.

      Прилетев на его похороны и узнав о голодовке в Новосибирске, я поняла, что должна срочно сесть на голодовку солидарности в любой европейской столице. Но тут мне объяснили, что в Женеве бесполезно – там журналисты пишут только о делах ООН и ее дочерних организаций. Тогда я позвонила в Париж, где в посольстве Израиля у меня был приятель, и сказала ему, что на следующий день прилечу устраивать голодовку. Микки Бавли (так звали приятеля) ошарашил меня воплем: «Только не в Париже! Здесь тебя убьют на улице арабы, и полиция не вступится! Я ничем не смогу тебе помочь!». (Напоминаю: это был всего лишь 1973 год!).

      Оставался Лондон. Я поставила тамошних активистов перед фактом, позвонив им уже с билетом в кармане. Они встретили меня в аэропорту, привезли в свою штаб-квартиру (это была какая-то скромная комнатушка со столом и несколькими стульями) и попытались отговорить, аргументируя свои возражения тем, что без предварительной подготовки начинать нельзя, а на подготовку нет времени. Я тогда еще ничего не понимала в организации подобных акций, к тому же была в состоянии, близком к нервному срыву. Поэтому я резко ответила, что если им некогда, то могут мне не помогать, пусть только покажут, где советское посольство, дадут стул и напишут плакат, объясняющий, зачем я тут сижу. Дамы поджали губы, быстренько сварганили плакат и отвезли меня к посольству. Плакат прикрепили к забору, я села рядом с ним на стул – и на какое-то время осталась одна, не совсем представляя, что мне дальше делать. Мимо проходили редкие пешеходы, бросая на меня удивленные взгляды, но не останавливаясь.

      Быстро смеркалось. Моросил мелкий дождик пополам со снегом, и я начала быстро замерзать в своем тоненьком кримпленовом костюмчике и легком пальто, в которых я прилетела из американской весны. Вспомнив, что местные дамы говорили о необходимости подготовки, я начала догадываться, что они были правы. Но тут они появились снова – с мешками в руках. Мне привезли походный матрас, теплый спальный мешок, чей-то лыжный костюм, достаточно большой, чтобы его можно было надеть поверх моего костюма, теплые носки и сапоги, в которые я с наслаждением всунула окоченевшие в туфлях ноги. Стали подходить еще какие-то люди, и постепенно вокруг меня собралась целая группа местных активистов. Расспросив меня о положении моей семьи в Новосибирске и о смерти дедушки, они начали деловито планировать кампанию в прессе вокруг моей голодовки. Это было уже хорошо, но тут я поняла, что не учла еще один момент: день подходил к концу, все учреждения на противоположной стороне улицы закрылись, я сидела на улице уже несколько часов, и мне позарез нужно было в туалет, а ничего похожего на открытое общественное здание поблизости видно не было. Сказать об этом вслух не позволяло еще не выветрившееся советское воспитание, а никому из моих новых друзей это почему-то не приходило в голову.

      Я была уже в состоянии, близком к панике. И вот тут к моему уху наклонился немолодой человек и по-русски прошептал: «Может быть, вам нужно в туалет?». В своей машине он отвез меня в какой-то отель, находившийся неподалеку, и по дороге мы познакомились. Это и был Майкл Шербурн, к тому времени уже во всем еврейском мире известный как переводчик и главный русскоязычный связной еврейского движения на Западе с русскоязычными отказниками, которым он звонил по телефону во все города Союза, распечатывая и передавая эту информацию всем группам активистов в разных странах. Кстати, термин этот – «отказники» - Майкл сам и создал. Так 39 лет назад начались наше знакомство и дружба.

      Майкл Шербурн родился в Лондоне 22 февраля 1917 г. Родители его отца приехали в Англию из Пинска (тогдашняя Польша), и в 1888 г. у них родился первенец, будущий отец Майкла. Родители матери были урожденными британцами: дед родился в 1866 г., а бабушка – в 1864 г. Бабушкины родители были выходцами из Амстердама (что предполагает происхождение от изгнанников из Испании) и переселились в Лондон в 1856 г. Предки деда прослеживаются в Лондоне еще с 1705 г. По этой причине соседи, среди которых большинство в бедном еврейском квартале лондонского Ист-Энда составляли говорившие на идиш выходцы из Восточной Европы, называли маму Майкла «ди инглишер» - «англичанка».

      В 1921 г. родители отца и две его сестры переселились в Нью-Йорк, куда еще раньше уехали четверо его братьев. Таким образом, семья рассредоточилась - причем, не только географически.

      Дело в том, что трудно не обратить внимание на странность фамилии «Шербурн» для евреев из Польши. Я не раз собиралась спросить Майкла о происхождении его фамилии, пока не наткнулась на объяснение в статье ныне уже покойного Сая Фрумкина, другого старого друга и одного из первых американских активистов борьбы за свободу евреев СССР. Вот что он рассказал - со слов Майкла, разумеется.

      Чтобы заработать как-то на жизнь в период Первой мировой войны, отец Майкла нанялся моряком на британское торговое судно. Фамилия у него была типично еврейская, что-то вроде Гинзбург или Фридман. Поскольку для британского уха это звучало очень по-немецки, а шла война с Германией, других моряков это очень напрягало. Поэтому немедленно по возвращении на сушу отец Майкла решил сменить фамилию. В поисках альтернативы он взял список знатных британских фамилий, выбрал, что понравилось, и стал вполне по-британски звучащим Шербурном. А американские родственники остались по-прежнему не то Гинзбургами, не то Фридманами.

      Рассказывая об этом Саю, Майкл вспомнил связанную с его фамилией забавную историю, которая случилась уже в 70-е годы, когда он активно участвовал в нашей борьбе за выезд и когда его хорошо знали и, понятно, ненавидели советские власти.

       «Я, наверное, единственный еврей, который был произведен в британские лорды коммунистической газетой, - рассказал он. – В 70-е годы «Правда» напечатала длинную редакционную статью об этом сионистском провокаторе и типичном представителе прогнившего правящего класса Британии, лорде Шербурне. Я не стал требовать от «Правды» исправления ошибки».

      Рос этот будущий «лорд» в нищете: отец его был портным, по большей части безработным, потом уличным торговцем сладостями, потом стал таксистом, что потребовало нескольких лет героических усилий, пока, наконец, другие таксисты не подсказали ему, что нужно дать взятку экзаменатору, принимавшему тест по вождению машины. Лишь после этого финансовый статус семьи несколько улучшился.

      Майкл учился в средней школе, где изучали французский, латынь, математику, физику и химию. Туда принимали не всех, и Майкл смог попасть в школу лишь потому, что получил стипендию за отлично сданные экзамены, а в 14 лет - и особый грант от Совета графства в Лондоне, позволивший ему проучиться еще два года.

      Одновременно Майкл и его старший брат Сид ходили после школы на занятия в «Талмуд Тора», где разрешалось говорить только на иврите и где мальчики получали очень хорошее еврейское образование. В марте 1930 г. Майкл был впервые вызван к Торе в синагоге и стал Бар-Мицва. Как он пишет в своих неопубликованных воспоминаниях, не всем мальчикам, которые учились вместе с ним, это делали, и уж, конечно, церемония не сопровождалась пышным празднеством, как это имеет место в наши дни. Было, правда, устроено домашнее чаепитие, на которое приехал дядя со стороны матери. Но сознание своего еврейства и связанных с ним обязательств по отношению к своему народу сохранилось и без грандиозных мероприятий. Только в те дни это не было сопряжено с ношением черных одежд или цицит напоказ, а шляпы той или иной формы носили все, так что евреи мало отличались от остальных в этом плане.

      Майкл окончил школу в 16 лет, что было редкостью в те годы – большинство доучивались лишь до 14 лет, после чего начинали искать работу. Он хотел продолжать учебу в университете, но при бедности его семьи об этом нечего было и думать. Майкл поступил на государственную службу и стал чиновником на оружейной фабрике «Вулвич Арсенал», крупнейшем в Британии предприятии по производству оружия, где производили громадные 16-дюймовые пушки для военных кораблей. Это было время тяжелейшей экономической депрессии и сопутствующей безработицы, и постоянной работе на государственном предприятии многие завидовали.

      Тем не менее, в 1937 г. Майкл, который со времен своей учебы в еврейской школе остался убежденным сионистом, ушел с этой престижной работы и поступил учеником на сельхоз ферму в Кенте, принадлежавшую Британской Сионистской федерации. Ему было 20 лет, и он готовился «сделать алию» – уехать в Палестину. На ферме он встретил девушку из Лидса, которая горела теми же идеями. Ее звали Мюриэль. В 1939 г. они поженились, получили иммиграционные сертификаты и уехали в Палестину – строить еврейское государство. В Европе разгоралась Вторая мировая война.

      В Палестине молодая пара присоединилась к сформировавшейся в Биньямине группе под названием «Англо-балтийский кибуц»: в группу входили молодые сионисты из Балтики и англоязычных стран. Позднее группа переместилась в Галилею и создала кибуц Кфар-Блюм недалеко от границы с Ливаном. Среди балтийских сионистов этой группы был и Нехемия Леванон, много лет спустя ставший сотрудником израильского посольства в Москве, а позднее - главой организации, ответственной за связи с евреями Восточной Европы и СССР, сегодня известной как «Натив». Это знакомство впоследствии помогло Майклу в те годы, когда он принимал активное участие в борьбе за право советских евреев на репатриацию. В отличие от многих западных активистов этого движения, Майкл не был для Нехемии случайным человеком, и от него он не мог отмахнуться, как отмахивался от других, упрямо настаивая на своей тактике «тихой дипломатии». Но это было потом.

      А пока что в Европе шла война, и Майкл пришел к выводу о необходимости вступления в британскую армию. В Хайфе он мобилизовался в Британский флот и служил на корабле, приписанном к Хайфской гавани. По окончании войны семья ненадолго вернулась в Англию, где Майкл некоторое время преподавал французский и обработку металлов в одной из лондонских школ. Но в декабре 1947 г, вскоре после знаменитого голосования в ООН о разделе Палестины, Майкл и Мюриэль снова уехали строить еврейское государство. У них было уже двое малышей. Майкл немедленно вступил в части «МаХаЛ» - аббревиатура ивритских слов, означающих «добровольцы из-за границы», и служил в новорожденной еврейской армии. Он до сих пор помнит свой армейский номер - 29685.

      К моменту их приезда в стране уже шла война, все дороги обстреливались арабами, проехать в Иерусалим, где планировал поселиться Майкл, на гражданском транспорте было уже невозможно. Устроив семью в общежитии для новых иммигрантов в Тель-Авиве, Майкл присоединился к той военной части, которая впоследствии стала называться «Хатива 7». В своих воспоминаниях он пишет, что балаган там был невероятный, поэтому солдаты, смеясь, называли свою часть не «хатива», а «хавита» (что означает на иврите «яичница»), а в сочетании с буквенным ивритским обозначением семерки («заин») получалось и вовсе весело, так как этим словом в ивритском слэнге называют пенис.

      Майкл участвовал в боях Войны за независимость до победы, в том числе в печально знаменитой попытке выбить Арабский Легион из монастыря Латрун. В израильской историографии не очень афишируют тот факт, что монастырь уже находился в руках еврейской армии, но в связи с нехваткой войск, в какой-то момент Бен-Гурион приказал перевести удерживавшие его силы в другое место. Это была роковая ошибка, которая привела к блокаде Иерусалима. Монастырь был немедленно занят Арабским Легионом под командованием бригадного генерала Глабба (Глабб-Паша), и выбить его оттуда уже не удалось вплоть до 1967 г. Еврейские потери в бою у Латруна в 1948 году были огромными. Не только из-за разницы в вооружении - у арабов были тяжелые артиллерийские орудия, а у евреев – самодельные винтовки «Стен», которые, по словам Майкла, «представляли большую опасность для нас, чем для врага». Но плюс к этому, хорошо экипированным и обученным британцами солдатам Арабского Легиона противостояли, преимущественно, изможденные мальчишки, только что прибывшие на кораблях из немецких концлагерей Европы. Многие из них шли в бой, не пройдя даже элементарной подготовки и понятия не имея, как держать в руках винтовку. Многие из них погибли там безвестными, так как никто даже не успел узнать их имена. Характерно, что Майкл пишет о тех страшных боях без всякого акцента на собственную персону, хотя и сам он чудом уцелел там.

      По окончании войны выяснилось, что жена Майкла тяжело больна – сказались лишения и недоедание, которые были тогда уделом всего еврейского ишува. Семье пришлось вернуться в Англию в 1949 г., и там Мюриэль получила приговор: двусторонний туберкулез легких. Врачи сказали, что ей осталось жить не более двух лет. К счастью, они ошиблись: она прожила до 1995 г. В 1980 г. Майкл и Мюриэль снова вернулись в Израиль, где и теперь живет в одном из кибуцев одна из их дочерей с детьми и внуками, - и прожили здесь еще полтора года.

Мюриэль и Майкл Шербурн в январе 1982 года в доме у Элеоноры и Авраама Шифриных в Зихрон-Яакове (снимок публикуется впервые)

      Обладая явно выраженными способностями к иностранным языкам, в период преподавания французского в Лондоне, Майкл, с подачи одного из коллег, начал учить русский язык, который оказался значительно труднее, чем он ожидал. К тому же ему было уже за 40. Тем не менее, он не сдался и, в конце концов, не только получил диплом Лондонского университета по русскому языку, но и освоил язык и русскую литературу до такой степени, что и сейчас при случае без напряжения и с удовольствием декламирует главы из «Евгения Онегина», а в переписке нередко вставляет фразы на русском.

      Майкл, конечно, не предвидел, к чему приведет его знание русского языка еще десятилетие спустя. Когда в середине 60-х, на волне недолгой и уже подмерзавшей «оттепели», в Советском Союзе начало подниматься еврейское движение за выезд в Израиль, евреи свободного мира откликнулись созданием своего движения протеста против советского антисемитизма. Борьба за еврейский выезд началась по обе стороны «железного занавеса», и было очень важно координировать усилия. Но в СССР среди первых активистов борьбы за выезд мало кто владел английским, а евреи Запада не владели русским. И тогда Майкл, с его безупречным русским, снова стал добровольцем.

      С конца 60-х он ежедневно делал десятки звонков во все города Союза, где были подавшие на выезд евреи. Получал информацию, записывал детали и подробности о семьях отказников, их ситуациях, их проблемах. Подбадривал, шутил, рассказывал, что делают их друзья на Западе, добиваясь их выезда. Выяснял, кто с кем знаком и кто кому может помочь, у кого отключили телефоны. Записывал тексты писем и заявлений, с которыми застрявшие в отказе евреи обращались к жителям «Свободного Запада» с призывами о помощи.

      Сегодня многие уже не помнят, что в те годы нельзя было просто набрать номер телефона: приходилось заказывать разговор на определенный час и долго ждать соединения. Причем советские телефонистки, по указаниям из КГБ, всячески задерживали установку связи в надежде, что заказавшему разговор западному человеку просто надоест ждать. Но они не знали Майкла: ему не надоедало, он дожидался связи. Потому что понимал, что для подавших на выезд евреев, запертых в СССР, как птицы в клетке, эти разговоры – единственная связь с волей. В отличие от многих официальных и ответственных лиц, Майкл понимал, что известность об отказнике на Западе – единственная зыбкая гарантия, что он не подвергнется репрессиям со стороны властей, не будет арестован, избит и т.д. И не жалел ни времени, ни сил, ожидая связи ночи напролет, разговаривая, записывая... Иногда для получения срочной информации о еврейских демонстрациях и других акциях приходилось звонить одним и тем же людям по нескольку раз в день.

      Разговоры эти зачастую записывались по указаниям КГБ на пленку. Помню, что однажды, когда я разговаривала еще из Киева с кем-то из американских друзей, вдруг раздался щелчок, ставшее уже привычным шуршание прекратилось, в разговор ворвался девичий голос: «Ой, порвалась, порвалась!» - и разговор был прерван.

      У Майкла сохранилось в памяти множество других забавных эпизодов. Например, когда однажды, звоня куда-то в Харьков и пытаясь добиться помощи от местной телефонистки, он представился советским инженером, звонившим из командировки, девушка засмеялась и сказала: «Ну, что вы, мистер Шербурн, мы ваш голос знаем!».

      За 20 лет этой деятельности Майкл сделал много тысяч звонков в разные города СССР. Но ведь разговорами эта работа не ограничивалась: после каждого разговора необходимо было расписать его содержание, выделив главную информацию, распечатать, размножить и разослать по множеству еврейских групп, действовавших в англоязычных странах в помощь евреям СССР. Мало кто из получателей этих звонков в Союзе отдавал себе отчет в полной мере, каких трудов это стоило.

      Не знали они, конечно, и другого: Майкл - будучи со времени своей киббуцно-армейской жизни в Израиле лично знаком со многими из занявших руководящие посты - использовал получаемую из телефонных контактов информацию, чтобы изменить политику Израиля, заставив ведомство Нехемии Леванона активно действовать в помощь отказникам. Нехемия требовал, чтобы Майкл всю получаемую им информацию пересылал вначале в «Натив», или в израильское посольство в Лондоне - на редактуру, и лишь потом передавал остальным активистам.

      Но Майкл никогда не страдал «политкорректностью» и не шел на предательство интересов дела во имя сохранения хороших отношений с сильными мира сего. Однажды он публично обвинил Леванона в саботаже общественной кампании за свободу советских евреев. А поняв, что переданная им информация просто исчезает или подается потом в искаженном виде, в 1973 г. он начал выпускать свой собственный информационный бюллетень. Об этом Майкл рассказал в 1987 г. в своем интервью Лу Розенблюму, одному из первых американских активистов движения за свободу советских евреев и создателю Объединения советов за советское еврейство - одной из первых не подконтрольных израильскому истэблишменту еврейских организаций. Собственно, все интервью было посвящено обсуждению того, почему израильский истэблишмент с самого начала препятствовал разворачиванию кампании в помощь советским евреям в США и других странах Запада. В конце концов, западным активистам, при участии и поддержке активистов, выехавших из СССР, удалось сломить эту тенденцию. Как сказал Майкл в том же интервью, «хвост пытался крутить собакой, но ему это не удалось».

      Когда «железный занавес» рухнул, вместе со всем прогнившим зданием «тюрьмы народов», и евреи начали свободно выезжать в Израиль и куда угодно еще, Майкл спокойно занялся другим добрым делом: он стал добровольным помощником в еврейском Доме престарелых и проработал там 14 лет. Параллельно он нашел время перевести на английский язык книгу бывшего ленинградского отказника, историка Михаила Бейзера «Евреи Санкт-Петербурга: прогулки по славному прошлому» (http://www.goodreads.com/book/show/6340392-the-jews-of-st-petersburg).

      Сейчас он, освоив компьютер, редактирует мой английский перевод «Четвертого измерения» - лагерных воспоминаний моего покойного мужа Авраама Шифрина, к которому Майкл всегда относился с большой любовью и уважением.

      Собственно, благодаря компьютеру возобновилась и наша связь с Майклом, почему-то прервавшаяся после смерти Авраама. Получив однажды одну из Интернет-рассылок, я с радостью увидела среди адресатов имя Майкла. Оказалось, что он вовсе не почивает на лаврах, как написали о нем в статье в «Джерузалем пост» в прошлом году. Он по-прежнему много читает и ведет активную и обширную переписку и обмен информацией с единомышленниками, прилагая все усилия, чтобы не допустить переизбрания Барака Обамы на второй президентский срок. В отличие от многих более молодых, Майкл в свои 95 лет не потерял ясность мышления и понимает, что еще один срок Обамы в Белом доме станет смертельным ударом не только для Америки, но и для всего свободного мира.

      * * *

      В предисловии к только что вышедшей в свет прекрасной книге очерков Леи Алон (Гринберг) «Наедине с Иерусалимом» писатель Эли Люксембург процитировал своего рава: «Второй Храм был разрушен из-за беспричинной ненависти, а Третий будет воздвигнут на почве беспричинной любви – абсолютного альтруизма».

      Очерк мой о Майкле был уже написан, когда вчера вечером я получила в подарок от Леи ее книгу. Начав тут же ее читать, я просто ахнула от восторга, прочитав эти слова – ахнула от их точности и своевременности. Майкл Шербурн не считает себя религиозным евреем. Но у меня нет ни малейшего сомнения в том, что за свою жизнь он успел заложить много камней в основание Третьего Храма. И продолжает эту святую работу. Дай ему здоровья и сил, Всевышний, еще на много лет!

Примечание редакции сайта: Эссе Элеоноры Шифрин о Майкле Шербурне было опубликовано на сайте сетевого журнала "МЫ ЗДЕСЬ", №344 от 23-29 февраля 2012 г., http://newswe.com/index.php?go=Pages&in=view&id=4605.