|
Что могут сказать власти по поводу «носителей секретной информации»?
Мартин Гилберт
В моей памяти живо возникает некое непрятное чувство сродни страху, которое охватило жен двух
«отказников», четыре года тому назад находившихся в одной со мной комнате (в то время мужья обеих из них находились в заключении),
когда один из друзей позвонил и сказал, что в газете «Вечерняя Москва» только что опубликована статья, осуждающая евреев,
которые принимают у себя западных туристов.
В статье говорилось, что эти «так называемые туристы» на самом деле засылаются в Советский
Союз «иностранной разведкой». За ними, прежде всего, как утверждалось в статье, скрывается ЦРУ (Центральное Разведовательное
Управление со штаб-квартирой в Вашингтоне), использующее Хельсинское соглашение в своекорыстных целях для проникновения и вербовки
агентов среди «отщепенцев и извращенцев, представляющих собой отбросы советского общества, которым нет места в семье советских
народов».
В статье приводились несколько примеров подобных отщепенцев. Большинство из них были
диссиденты или военные преступники, сотрудничавшие с нацистами. Однако, двое из названных являлись отказниками: Анатолий Щаранский,
уже отсидевший к тому времени почти половину своего 13-летнего срока, и его друг, Владимир Слепак, лишь недавно освобожденный
после 5 лет заключения в сибирской ссылке. В статье говорилось, что Слепак, проживавший в это время в Москве, является «агентом
сионизма, состоящим на службе израильской разведки».
В статье «Вечерней Москвы» выражалось не частное мнение автора, а официальная политика
государства. Всего лишь месяц назад эта же газета нанесла сокрушительный удар надеждам отказников, когда в выпуске от 12 февраля
в статье, занимавшей целый подвал, приводились фамилии восьми евреев, обладавших «государственными и военными секретами», и
которые, ввиду этого, никогда не смогут покинуть Советский Союз.
Среди названных в статье была также и Наташа Хасина, которая, как и Ида Нудель, постоянно
оказывала моральную поддержку находящимся в заключении отказникам и их семьям. Другим из этих восьми был назван Лев Суд, с
которым я встречался в Ленинграде в августе 1985 года, религиозный еврей, муж сестры которого проживает в Иерусалиме. Третьим из
этой восьмерки был назван Владимир Слепак, тот самый, которого четырьмя годами раньше клеймили как предателя и которому вот уже в
течение 17 лет отказывают в выездной визе. В пятницу 27 марта сын Слепака, Александр, объявляет в Вашингтоне 17-дневную голодовку
в знак протеста против отказа его отцу в выдаче выездной визы в течение 17 лет.
Год за годом Слепак видел, как его друзьям выдавали разрешение покинуть Советский Союз. Но
не всем: одним из перечисленных в «Вечерней Москве» был профессор Лернер, который подал просьбу о разрешении на выезд в
Израиль в том же году, что и Слепак. Я испытываю особую личную привязанность к профессору Лернеру, с которым я тоже встречался в
Москве в августе 1985 года, и которому я посвятил свою последнюю книгу «Холокост, Еврейская Трагедия».
Две дочери профессора Лернера погибли в 1941 году от рук нацистов на советской земле. Сейчас,
он – вдовец, ему 73 года, и единственная из оставшихся в живых его дочерей проживает сейчас в Израиле. Комментируя статью от 12
февраля, профессор Лернер говорит: «Я редко был когда-либо так рассержен, как тогда, когда увидел эту статью в газете. В то
время как для некоторых из нас это явилось первым письменным объяснением причины, по которой нас держат в отказе, и в каком-то
смысле это можно было бы и поприветствовать, но само объяснение было грубейшим искажением реальности». По поводу определения так
называемой секретности А. Лернер добавил: «Совершенно ясно, что для всех нас такое определение является бюрократической отпиской
или просто карательной акцией. Публикация таких сообщений, как это, причиняет огромные страдания всем нам. Это – унижающая,
психическая атака».
Еще одним из упомянутых в той московской газете был Юлий Кошаровский, замечательный
преподаватель иврита, человек очаровательный и смелый. Как и профессор Лернер, он одним из первых подал в 1971 году заявление на
получение визы для выезда из Советского Союза. Трое его детей всю свою жизнь прожили отказниками. Его жена, Инна, мечтает о том,
чтобы привезти их в Израиль.
Приближается время Песаха. В прошлый раз Ю. Кошаровский написал мне: «Год за годом пустыня
разъединяет нас во всем свете. Некоторые проходят через дъявольские муки. И все же наши сердца бъются, как одно, когда мы в
мыслях и делах воссоздаем события Исхода. Что же касается евреев России», - добавляет он, - «иногда у меня возникает чувство,
что мы сейчас переходим Красное море. Это довольно опасно. Но когда мы видим на другом берегу наших друзей, протягивающих нам
руки, мы осознаем, что мы это преодолеем».
Кошаровскому было 29 лет, когда 10 марта 1971 года он впервые подал заявление на выездную
визу. Так же, как Лернеру и Слепаку, ему было в этом отказано по причине секретности его предыдущей работы, хотя уже в 1974 году
ему было сообщено, что гриф секретности в его случае был снят. Теперь, 13 лет спустя, когда он во второй раз получил отказ, ему
было сказано, что это - «в наказание» за то, что он стал активистом.
Сейчас Юлию Кошаровскому 45 лет. Его многочисленные друзья в Израиле и на Западе могут лишь
задаваться вопросом, какие же новые ветры должны задуть в Советском Союзе, чтобы его семье вместе с остальными семью семьями,
упомянутыми в той деморализующей статье от 12 февраля, было, наконец, позволено выехать из страны? Если же они вынуждены
оставаться отказниками, тогда какой смысл продолжать все эти разговоры о новом исходе?
Опубликовано в газете ”Джерузалем Пост” 24 марта 1987 г.
Перевод с английского Павла Цимберова (США)
Март 2005 г.
|
