|
|
|
"МЫ, ЕВРЕЙСКИЕ ЖЕНЩИНЫ..."
Иудит Аграчева
В августе движение «Еврейские женщины за выживание в отказе» отмечает свой юбилей - десять лет, хотя формироваться группа начала годом раньше.
Несколько месяцев назад на предложение поделиться воспоминаниями Мара Абрамович, одна из участниц движения, ответила решительным отказом.
- Я соберу наших девочек, и мы вместе всё вам расскажем! - сказала Мара. - Мы столько лет вместе принимали решения, вместе плакали, вместе смеялись. Мы и продержались-то потому, что были все вместе...
В Израиле, как это ни странно, они собрались - все вместе - впервые: Мара Абрамович, Елена Дубянская, Инна Успенская, Римма Якир, Ада Львовская, Ида Таратута, Роза Иоффе, Виктория Хасина, Лидия Вайншток, Юдифь Лурье. (Отсутствовали в этот день Галя Кремень, Оксана Холмянская, Геня Лукацкая.)
В сердцах каждой из тех, кто собрался в тель-авивской квартире Мары Абрамович, и тех, кто не смог приехать, - вечная память о не доживших до славной даты - Алене Кричевской, Асе Гороховой...
Крики, хохот, объятия, звонкие голоса, перебиваемые порой чьим-нибудь тяжким, протяжным вздохом с неизменным: «Ой, девочки-и!»
Все красивые, все умные, все надежные, все самостоятельные. И очень сильные, все до одной. Им было, в среднем, по тридцать пять, когда были поданы документы на выезд. Они были полны энергии и планов - приехать в Израиль и тут же: работать по специальности, поменять специальность, построить дом, родить еще девочку, родить еще мальчика, открыть свое дело, получить еще одно образование, выучить еще язык, защитить докторат. В этом возрасте у женщин планов, надежд и сил, как правило, чрезвычайно много.
Пять лет в отказе, десять. И никто не мог им ответить, сколько еще продлится жизнь... в ожидании жизни. Они теряли квалификацию, они отказывались от планов, которым просто выходил срок, они, признаваясь себе в этом или не признаваясь, во многом отказывали себе, чтобы не развалились мужья (героические, выносливые, самые лучшие в мире, но... мужчины), чтобы продержались в обстановке хронического стресса дети. Пятнадцать лет в отказе. В зеркало женщины смотрели все реже. Они привыкли к слежке, обыскам и арестам. Они читали письма о том, как добравшиеся до Израиля друзья работают, учатся, рожают детей, приобретают ученую степень, путешествуют по Европе. А они, в России, хоронили родителей, которым так и не удалось увидеть Израиль. Детям, которым было по пять лет в начале этой истории, исполнилось уже по двадцать. Дети самостоятельно подавали документы на выезд и получали отказ, по наследству, потому, что имели несчастье родиться в стране беспредела и беззакония.
А потом прокатилась волна арестов выросших в отказе мальчиков, сыновей.
Никто из женщин уже не мечтал о покорении мира. Они не хотели и не могли больше бороться с властями. Они держали себя в руках затем только, чтобы суметь защитить то, что у них осталось - семью, жизнь и здоровье близких.
Вот в этот период и появилось движение «Еврейские женщины за выживание в отказе».
Елена Дубянская:
- Что-то мы должны были сделать в новых условиях, но очередную организацию создавать не хотелось. Не было сил налаживать новые отношения. Любая структура предполагает распределение ролей, определенную дисциплину, чье-то лидерство, но мы слишком много перенесли к тому времени, чтобы все это начинать заново. И мы собрали только женщин - женщин, которые были хорошо знакомы друг с другом. Мы собрали только тех, с кем прошли сквозь огонь и воду, только подруг. Больше всего мы нуждались тогда в тепле, и девочки, способные этим теплом поделиться, собрались вместе.
Инна Успенская:
- Годы были очень тяжелыми. Практически никого не отпускали. Начало «перестройки» ознаменовалось новыми арестами. Любое изменение в стране, возможно радующее какую-то часть населения, нам только угрожало. У нас был горький опыт, наш страх имел под собой серьезные основания. Первый раз мы собрались в лесу, в чаще, чтобы обсудить какие-то планы, очень конспиративно, хотя ни о каких антиправительственных акциях мы речи не вели.
Мара Абрамович:
- Нам казалось, что наши акции остались в прошлом. Мужья еще продолжали сражаться, а мы просто хотели помочь друг другу выжить. Чтобы осталось, кому выезжать, когда мужья победят. Мы ведь не знали, куда повернет объявленная «перестройка», сколько еще долгих лет нам придется ждать и чем обернутся годы отказа и ожидания для каждой семьи.
Римма Якир:
- Мальчиков наших, сыновей, ждала или армия, или тюрьма. Каждая мать понимала, что это она уготовила сыну такую судьбу. Как это можно было вынести в одиночку?
Ида Таратута:
- Мы объединились и потому, что в отличие от большинства окружающих хотели жить в Израиле. Мы чувствовали себя довольно чужими на сборищах, где говорили исключительно об Америке и Канаде. Мы многое осилили к тому времени, нам много пришлось перетерпеть, но ради определенной идеи! Появившийся в еврейской среде лозунг «В следующем году - в Нью-Йорке» обижал и раздражал.
Мара Абрамович:
- Это не значит, что мы не помогали тем, кто едет в Америку. Человек, конечно, свободен и имеет право жить там, где хочет. Но ведь вызовы приходили тогда только из Израиля. Израиль старался обеспечить вызовами евреев, а евреи пользовались Израилем как инструментом для реализации своих далеких от Израиля планов. Кроме того, даже в те годы, когда отпускали из СССР, существовала квота. То есть объявлялось, что в Израиль выехало сто семей, двести семей. Но они не доезжали до Израиля! Мы никого не осуждаем, но нам было больно, и эта боль тоже нас объединяла.
Римма Якир:
- А был и такой период, когда разрешения выдавали именно тем, кто планировал ехать в Америку.
Елена Дубянская:
- Подавляющее большинство тех, кто сидел в лагерях, составляли люди, которые сражались за право жить именно в Израиле. Они действительно проливали кровь за то, чтобы наши дети росли, учились и женились здесь, в нашей стране. Сегодня все это выглядит высокопарно, сегодня мы знаем, что достаточное количество узников Сиона, пожив в Израиле, уехали отсюда. Но тогда они были для нас знаменем.
Инна Успенская:
- Нам было важно вырастить своих детей в атмосфере честности, искренности, вопреки тому, что творилось вокруг. Не завернуть в Америку по дороге в Израиль, не изменить идеалам, на которых воспитывали детей, - входило в понятие честности.
Римма Якир:
- Мы рассказываем о том, что нас объединило. Но, для того чтобы понять, почему, в принципе, возникла потребность объединения, надо представить себе обстановку, в которой мы существовали. Телефоны почти у всех были отключены. Если с кем-то что-то случилось, информация могла идти очень долго. Чтобы подать сигнал SOS, надо было прорваться сквозь злобное и опасное окружение. Ты подходишь к телефону, а гудка нет, выглядываешь в окно, видишь, что тебя «пасут», открываешь дверь, и там – «люди в штатском». Ощущение, что ты один в этом мире, а желающих, чтобы ты сдался, тысячи. Каждый раз, когда выходили из дому мужья и дети, мы не знали, увидим ли их еще раз. Моего сына забрали на глазах у мужа! Куда мне было идти? Где искать иностранных корреспондентов, на которых была хоть какая-то надежда? Еженедельные наши сборы давали нам возможность получать друг от друга и, при необходимости, передавать информацию на Запад: что происходит, кому нужна поддержка, какие методы на сей раз выбраны властями для нашего уничтожения. Еженедельные наши встречи - это ощущение связи с близкими людьми, это лекарство от одиночества.
Роза Иоффе:
- В пятьдесят лет намного труднее справиться с тем, с чем каждая из нас справлялась в тридцать пять. Пассивными мы не были никогда. Еврейские женщины вообще никогда не были пассивными. Но если в первые годы отказа у нас было желание бороться за выезд наравне с нашими мужьями, то через десять-пятнадцать лет нас объединила задача остаться собой. Чтобы помочь близким остаться самими собой. Нас били, над нами издевались, нам поджигали квартиры. Нас втаптывали в землю, а мы поднимались. Когда есть на кого опереться, подняться легче. И альтернативы нет - надо встать и стоять. Мы ведь продолжали надеяться, что доберемся до Израиля, и там - не конец жизни, в каком бы возрасте мы ни приехали, там - новый этап, на который понадобится много сил.
Виктория Хасина:
- Тем, у кого были маленькие дети, хотелось привезти их в Израиль здоровыми. А они, увы, жили двойной жизнью: по телевизору и на улице одно, а дома - совсем другое. Многих детей преследовали в школе, устраивали собрания, пугали. Наши дети присутствовали при обысках, знали, что их родителей вызывают на допросы. Милиция обрабатывала соседей, которые свою злобу потом выливали на наших детей. Аналогичная ситуация, в которой мы, матери, оказались, позволила нам выработать определенную программу поведения с детьми, позволила нам советоваться друг с другом, передавать друг другу консультации специалистов.
Роза Иоффе:
- Мы боялись, мы просто боялись за своих детей. В начале отказа все сроки были известны, силы распределены, задачи спланированы. Представьте себе, вы подали документы, получили отказ, например, до восьмидесятого года. Но прошел и этот год, и следующий, и еще пять. Сдают нервы, на что настраивать себя, не знаешь. А дети растут, их надо учить, воспитывать, им надо дать силы. Мы должны их защитить, и не можем, не знаем как.
Елена Дубянская:
- Девочки поддерживали, девочки успокаивали. Девочки знали, как помочь и чем утешить. Прожив столько в отказе, мы были обнажены друг перед другом. В отказе, как в коммунальной квартире, очень трудно что-нибудь скрыть.
Лидия Вайншток:
- Просто не выжить без подруг, даже когда у тебя очень хорошая семья. Мой муж категорически не хотел, чтобы я принимала участие в каких-нибудь общественных акциях. 0н меня никуда не хотел отпускать, и я его слушалась. Но когда образовалась женская группа, поставившая своей целью помощь друг другу, я сказала мужу: «Я иду к девочкам».
Инна Успенская:
- Мы не имели в виду замкнуться на своих личных проблемах. Мы хотели поддержать друг друга так, чтобы у нас хватило сил помочь другим людям. Едва окрепнув, мы пригласили на встречу жен узников. К нам, в Москву, приехала Фаня Беренштейн из Киева, Галя Зеличенок из Ленинграда. Мы обратились к женщинам, которые были в более тяжелом положении, чем мы, и спросили их: «Что мы можем сделать?» Мы сказали им: «Вы можете на нас расчитывать целиком и полностью».
Ида Таратута:
- Если кто-то из жен узников ехал на свидание в лагерь, надо же было помочь достать какие-то вещи, продукты, собрать это все. Кто-то же должен был сопровождать эту женщину, ведь ей не по силам одной!
Римма Якир:
- За мужчинами больше следили, мы были свободнее в передвижениях.
Ида Таратута:
- Объединившись, мы расширили диапазон связей с Западом. Мужчины обращались к президентам и сенаторам, а мы - к их женам. Мы обращались в женские организации всего мира. И оказалось, женщины куда тоньше могут отреагировать на наши специфические проблемы. Они отзывчивее мужчин, у которых, как правило, масса других задач, кроме помощи отказникам. Нас спрашивали, что нам прислать. Мы не отвечали: «Ничего, спасибо, мы продержимся». Мы говорили: «Пришлите лекарства, дети болеют. Да и не только дети». И нам присылали.
Мара Абрамович:
- Как-то на наш зов откликнулись гинекологи, в Москве высадился целый «десант» врачей.
Елена Дубянская:
- В первую очередь, кстати, мы обратились не к женам американских сенаторов, а в родной Израиль, к женщинам - депутатам кнессета. Мы им написали письмо, где рассказали о судьбах наших детей, о трагических судьбах. И мы не получили никакого ответа! Израиль вообще отозвался только тогда, когда наше движение стало всемирно известным и отмалчиваться израильтянам стало неловко.
Инна Успенская:
- Шло время. Мы все-таки, так или иначе, включились в борьбу. Но мы выбирали специфические средства, ориентированные не на реакцию Запада вообще, а на реакцию женщин. Три года подряд в Международный женский день 8 марта мы начинали голодовки, о которых сообщали и на Запад, и в Верховный совет.
Елена Дубянская:
- Кому только можно, мы посылали обращения, начинающиеся словами: «Мы, еврейские женщины...» А дальше, обращаясь с единственным требованием - отпустить наши семьи в Израиль, писали то, что чувствовали, рассказывали о том, во что превращается наша жизнь.
Инна Успенская:
- Нам звонили со всего мира - тем, у кого работал телефон. Шли телеграммы поддержки, к нам приезжали представители различных западных демократических организаций, иностранные корреспонденты. А однажды появился корреспондент из «Вечерней Москвы», кстати, еврей. Все, что он мог сказать унизительного о нас, он сказал. Он, улыбаясь, выдавил из себя: «Вижу, диета пойдет на пользу многим из вас!» Статья вышла соответствующего, низкопробного уровня.
Мара Абрамович:
- Мы задумали и осуществили серию поездок по местам расстрела евреев. Мы были в Минске, во Львове, в Риге, в Киеве. Мы возлагали венки с придуманной Мариком Львовским надписью на нескольких языках, включая идиш: «Поколению беды от поколения надежды». «Господи», - причитали местные жители, рискнувшие присоединиться к нашим митингам, - «ведь эти буквы, еврейские, уже никто никогда не прочтет!»
Инна Успенская:
- Дней пять-шесть подряд мы продержали демонстрацию в поддержку Иосифа Бегуна. Чтобы нас разогнать, привезли несколько автобусов дружинников из Люберец. Они отсекали нас поодиночке, оттесняли и давили так, что нельзя было дышать. Лену Дубянскую тогда, схватив, поволокли по земле. Подогнали людей, которые выкрикивали нам в лицо антисемитские лозунги. Иностранным корреспондентам разбивали камеры.
Римма Якир:
- В нашей группе, кстати, не принято было выходить на демонстрации с детьми. Известно, что среди женщин-правозащитниц, да и среди отказниц, были отчаянные, те, которые выходили на политические акции с детьми, вешали им на грудь плакаты. Мы - нет, никогда. Мы очень оберегали своих детей.
Мара Абрамович:
- В Международный день защиты ребенка мы провели семинар по проблемам жизни детей в отказе. Устроив пресс-конференцию, подготовили и оформили семьдесят документов, в каждом из которых - история ребенка, выросшего в отказе. Когда мы поместили на стенде снимок мальчика или девочки на момент подачи документов, то есть, к примеру, в трехлетнем возрасте, а рядом - снимок того же ребенка через десять, пятнадцать лет, это произвело сильное впечатление даже на нас самих, на матерей.
Елена Дубянская:
- Помните, девочки, как в Москве было устроено грандиозное мероприятие - Международный конгресс борьбы за мир? И понаехало «гринписников» видимо невидимо! А с советской стороны главные «борцы за мир» - гебешники. «Гринписники» - наивные, ничего в советской системе не понимают, им сказали, что СССР перестраивается, и они, довольные, прибыли пожать руки своим братьям по разуму. Кто-то им дал наш адрес.
Римма Якир:
- Человек, который пришел познакомиться с нашей группой, был очень милым. А мы на него набросились со свойственной нам агрессией: «Вы не понимаете, кому вы подаете руку, с кем вы собираетесь контактировать, вы не разбираетесь в политической ситуации государства!» Он сказал: «Подождите, я правда мало что понимаю. Я хочу посоветоваться со своими друзьями». Пришли его друзья, послушали нас пару часов и в состоянии полного потрясения предложили: «Давайте один день выделим специально для встречи вашей группы с участниками конференции».
Елена Дубянская:
- Мы взяли и согласились. Правда, мы были убеждены, что никто нам не даст выступить перед участниками конференции. На всякий случай мы попросили «гринписников» соблюдать полную конспирацию, не писать в программке, с кем планируется встреча, не объявлять о наших планах заранее, ничего не рассказывать малознакомым людям. Они назначили день. Мы посоветовались с нашими мужчинами. Они встали на дыбы: «Что за чушь? Это провокация! Никто не даст вам даже приблизиться к сцене. В каком отделении милиции вас потом отыскивать?» В общем, сказали нам, что мы никуда не пойдем. А мы сказали: «Пойдем!» Как мы могли отказаться, если шанс выступить, хоть и крохотный, все же был? И мы отправились. Помню, все были в страшном напряжении, но очень друга поддерживали, шутили, смеялись. Беспрепятственно подошли к гостинице «Дружба», нас встретили, провели в конференц-зал. В программке значились совершенно другие мероприятия. Нас подвели к сцене через служебный вход. Сцена не освещена. Мы поднялись. Ноги у нас подкашивались. Расселись на приготовленные для нас стулья. И тут включили юпитеры. Взяв себя в руки, мы разглядели зал: первые ряды - целиком гебешники, делающие вид, что не знают русского, дальше, среди иностранцев, опять мелькают советские специфические лица. Настала минута, когда пора было подняться и начать говорить. Ни о политике, ни об идеологии, ни о высоких целях борьбы человечества за мир мы не произнесли ни слова. Каждая из нас вставала и рассказывала дрожащим голосом о своей судьбе - о муже, о детях, о родителях, о том, что пришлось пережить, и о том, что болит. Зал был в шоке. Иностранцы - от того, что услышали, гебешники - от того, что вышла промашка.
Римма Якир:
- Гебешники довольно быстро пришли в себя. Они стали нас перебивать, задавать вопросы, они затеяли дискуссию, чтобы высказать свое, отличное от наших мнение. Они хотели превратить происходившее в балаган, но было поздно, наши слова были услышаны. Один иностранец, устроившийся подремать, пропустивший половину текстов, он, как только начали высказываться гебешники, поднялся и сказал: «Я не в курсе того, что происходит в этой стране и в этом зале. Но чувствую, что происходит что-то очень плохое, если женщины так напуганы».
Елена Дубянская:
- Мужчины нас очень зауважали после этого выступления.
Инна Успенская:
- Отказ, если честно, очень, очень тяжелое время. И если что-то скрашивает воспоминания об этом периоде, то это наши девочки, то, что связано с нашими идеями, сборами и походами.
Ида Таратута:
- Когда было невмоготу, я ехала к девочкам.
Римма Якир:
- Иногда утром открывала глаза и думала: «Не могу, не могу больше жить. Нет сил и смысла сопротивляться». Но появлялись девочки, с какими-то планами, с какими-то проблемами, наконец, со слезами. И я поднималась.
Лидия Вайншток:
- Не было таких ситуаций, чтобы мы усомнились друг в друге. Это бесценный человеческий опыт.
Елена Дубянская:
- Сейчас, когда можно окинуть взглядом прошлое, наша группа видится частью мозаики. Крохотной. Но все же - частью мозаичной еврейской истории.
Опубликовано в приложении "Вести-2" к газете "Вести" от 28 августа 1997 г.
|
