Путь домой длиною в сорок восемь лет
История семьи Городецких.Часть 1.
Григорий Городецкий
Бендеры их юности
Мои родители - Павел (Файвель) и Женя (Шейндл-Яффа), жили в Бендерах, что в Бессарабии. С 1918 по 1940 годы этим краем правила Румыния, а город назывался Тигина. При всем своем юдофобстве румынские власти не мешали легальному развитию еврейской национально-религиозной жизни. В парламенте заседали пять депутатов-евреев, представляющих почти 800 тысяч своих собратьев. Весь спектр еврейских политических групп был в наличии – от ассимиляторов и ортодоксов до сионистов-социалистов и сторонников Зеэва Жаботинского.
Власти периодически вводили какие-то антиеврейские ограничения. Евреи, конечно, ругали и недолюбливали за это румынское правительство, не догадываясь, что все действия румын – лишь «цветочки» по сравнению с будущими сталинскими «ягодками».
Мои родители были младшими детьми в своих семьях: у мамы было два старших брата, а у отца – три старших брата и две сестры. Братья родителей с начала 1920-х годов были активными участниками левого сионистского движения молодежи «Ха-Шомер ха-Цаир» («Молодой страж»). Тогда молодежь бредила идеями социального переустройства общества на принципах марксизма. Предлагалось отбросить все старое, традиционное и галутное, чтобы сформировать нового еврейского человека – веселого и здорового кибуцника в шортах, радостно трудящегося на своей земле.
В бендерский «кен» («гнездо») «Ха-Шомер ха-Цаир» регулярно приезжали инструкторы из Бухареста и из кибуцев подмандатной Палестины. Шла насыщенная работа по подготовке будущих репатриантов к трудной жизни после алии. Парней и девушек обучали профессиям, которые были полезны для освоения Эрец-Исраэль. Моя мама, урожденная Долмацкая, ездила в румынский город Галац; там она работала на ферме, чтобы научиться доить коров. Отец ездил в 1938-1939 годах в румынский город Бакэу, где работал на заводе у богатых евреев, симпатизировавших идеям сионизма.
Группа за группой уезжала из Румынии «халуцим» - первопроходцы, прошедшие курсы идейной и физической закалки в «Ха-Шомер ха-Цаир». Сионистское руководство всегда добывало для них разрешения на въезд у британских властей, ведь в Палестину приезжали не просто олим, а молодая гвардия Рабочей партии – крепкие, умелые и политически подкованные строители лучшего общества на древней земле.
Линии идейных баталий порой проходили и через семьи. Так, например, Мойше Городецкий – брат моего отца, был членом правой сионистской организации «Бейтар». В конце 1930-х годов лидер правых Зеэв Жаботинский дважды приезжал в Бендеры. Когда он выступал в бендерском городском зале «Аудиториум», в помещение ворвались юные активисты «Ха-Шомер ха-Цаир», пытавшиеся криком и бросанием стульев сорвать выступление знаменитого оратора.
Два брата мамы и два брата отца уехали в Палестину в 1932-1933 годах. План был простой: путь сначала старшие братья встанут на ноги на новом месте, а потом и вся семья переберется. Мамин отец - Эфраим Долмацкий, писал из Бендер своим сыновьям Шмуэлю и Шаулю в Палестину 1 июля 1936 года: «Мы знаем о страшных днях, которые вы переживаете с тех пор, как начались арабские беспорядки. Газеты каждый день печатают ужасные сообщения о том, что происходит у вас. И в каждом сообщении – о жертвах. Мы должны быть сделаны из стали, чтобы выстоять в то время, пока арабы еще верховодят у вас».
Британские власти после принятия «Белой книги» (1939) ограничили квоты на въезд в Палестину (до 75 тысяч за пять лет); количество нелегальных олим англичане требовали вычитать из общей квоты. По планам британцев, через пять лет въезд в Палестину мог происходить только с разрешения арабов.
Из 15 одногодок моего отца (членов его группы в бендерском отделении «Ха-Шомер ха-Цаир») только 6-7 человек успели уехать в 1937-1939 годах в рамках нелегальной репатриации «Алия-бет». Среди этих «везунчиков» был Сейка (Пинхас) Соломон, будущий участник Войны за Независимость Израиля, поэт и активист Гистадрута, а также Гидон Файман и Рухале Миринянски.
Мои родители, прошедшие всю подготовку перед алией («ахшара»), так и не успели выехать. Сталинский СССР оккупировал летом 1940 года Бессарабию и Буковину. Венгрия отхватила себе Трансильванию – почти треть территории Румынии с огромным еврейским населением. Бендеры, оказавшиеся в советской Молдавии, были отрезаны от внешнего мира после прихода Красной Армии. Железный занавес, упавший в 1940-м, удалось пробить только через сорок восемь лет.
Мама вспоминала, с каким восторгом встречали советских «братьев-освободителей» бендерские евреи - с цветами и хлебом-солью. Но радость оказалась преждевременной и эйфория быстро кончилась. «Советы» молниеносно опустошили все магазины, богатых выслали в Сибирь, и, в дополнение ко всему, карательные органы закрыли в 1940-1941 годах все еврейские организации Молдавии. С клеймом «сионист» спастись было практически невозможно. Семьи Городецких и Долмацких попали под надзор НКВД.
Гитлеровское вторжение в июне 1941 года окончательно разрушило все планы на скорый переезд к родным в Палестину. Семьям родителей удалось эвакуироваться сначала в Узбекистан, где они и поженились (1944), а затем – в волжский город Куйбышев (сегодняшняя Самара).
Земля Израиля оказалась еще дальше от них. В Куйбышеве родился мой брат Миша (1946), а через пять лет – я (1951).
Важно отметить, что мой отец просился на фронт в действующую армию, но советская власть не доверяла бывшим румынским евреям. Отца мобилизовали в строительный батальон, прокладывавший дорогу Камышин-Сталинград-Саратов.
Но даже из Средней Азии во время войны продолжалась переписка между семьей Городецких и их родными в подмандатной Палестине. Вот строки из письма Эфраима Долмацкого к сыновьям в Хайфу от 12 апреля 1943 года: «Дорогие мои дети! Мы все живы и здоровы, работаем, ожидаем гибель немецких разбойников – и дождемся. Ваше письмо, где вы оплакиваете вашу дорогую мать, мы получили и сейчас же вам ответили. Целую вас всех пером. Ваш папа, который ни одну минуту вас не забывает».
В годы Холокоста от рук немцев и румын погибли брат отца бейтаровец Мойше Городецкий и много других родственников из Бендер; мать мамы Браха Долмацкая погибла во время эвакуации, попав под проходящий поезд (в память о ней была названа дочка Шмуэля в Хайфе, родившаяся через 9 месяцев после смерти бабушки). Эфраим писал в Хайфу: «Вы нам сообщаете такое радостное известие, что у вас родилось «Имя» моей дорогой незабвенной любимой жены и вашей любимой мамы. Успокоюсь я только тогда, когда доживу держить «Ее» на моих руках. Хотелось бы это поскорее, ибо жизнь теперь не очень-то длительная».
33 года разлуки
Попытка уехать при Сталине могла закончиться трагически. Только когда настали более либеральные времена Хрущева, решили подать документы на выезд всей семьей (дед, родители и мы с братом), и даже получили вызов. Но, подумав, решили попытаться сыграть на гуманности советских властей: подать документы только на деда. Предполагали, что ему, пожилому человеку, разрешат соединиться с сыновьями после многолетней разлуки. А как только он уедет, уже и у нас будут более веские причины претендовать на выездную визу. Мой дед Эфраим Долмацкий подал в 1957 году документы на выезд к своим сыновьям Шмуэлю и Шаулю в Израиль. Обрадованная предстоящей встречей, моя двоюродная сестра 14-летняя Браха Долмацкая писала 10 января 1957 года нашему деду Эфраиму: «Очень обрадовалась, узнав, что мы скоро встретимся. Я жду твоего приезда с нетерпением. Я хочу, чтобы оставшиеся в живых тоже были с нами вместе. Я уже думаю, как буду разговаривать с тобой. Хочу учить русский и идиш. До скорой встречи!».
Но власти проявили бдительность и разгадали наш «коварный» замысел. Никакой встречи внучки с дедом не получилось: в том же году наша семья получила первый отказ. Началась 32-летняя история борьбы с советской системой. Уже тогда, в 1950-х годах, наша семья чувствовала за собой негласный контроль со стороны «стукачей» и их начальников из КГБ.
Мой дед написал обращение к советским руководителям той эпохи -Анастасу Микояну и Клименту Ворошилову и в Верховный Совет СССР о своем желании приехать к сыновьям, которых не видел 24 года. Ответ был прост: «Пусть они приезжают к вам».
В 1964 году, когда мне было 13 лет, семья снова подготовила документы на выезд. Подали документы летом, чтобы не пришлось прерывать занятия в школе. Я, шестиклассник, сказал тогда своей однокласснице-отличнице Ире Улановой: «На будущий год я не прихожу в школу. Мы собираемся ехать в Израиль» - «А что такое Израиль?», - спросила девочка. «Есть такая страна, там живут все мои родственники»,- ответил я.
Подготовка бумаг была сама по себе нелегким делом: требовались справки с работы, с места жительства, от домового комитета. На каждой бумажке должна была стоять пометка: «Для выезда в Израиль на ПМЖ». И снова семье был сообщен отказ в разрешении покинуть пределы СССР. Мама написала письмо космонавтке Валентине Терешковой, но она так ничем и не помогла.
Тем временем братья моих родителей стали в Израиле активными деятелями партии МАПАЙ. Меир Городецкий занимался развитием промышленности в Нетании и был одним из основателей этого города. Натан Городецкий работал плотником в Хайфе. Шмуэль и Шауль Долмацкие были видными деятелями хайфского округа Гистадрута.
Новое поколение наших израильских родственников поменяли свои «бендерские» фамилии на ивритские: дети Меира Городецкого взяли фамилию «Керет» («Городок»), дети Натана – фамилию «Гидрон» (на основе трех первых букв старой фамилии).
В середине 1960-х родные из Израиля сообщили нам в письме, что по радио «Коль Исраэль» на идиш будет в такой-то день передано поздравление деду Эфраиму от детей из Израиля. В тот памятный вечер мы столпились у приемника и ловили каждое слово диктора. Мы даже установили ленточный магнитофон записывать эту передачу. И вот мы услышали: «Отца и деда Эфраима поздравляют его дети и внучка с днем рождения и желают ему здоровья, долгих лет жизни и дожить до встречи с ними». После этого в эфире зазвучала трагическая песня на идиш времен Катастрофы «Горит местечко». На середине песни ее начали забивать советские «глушилки»...
Несмотря на препятствия, чинимые советскими властями их родным в СССР, братья всегда относились с большим интересом к советским успехам и к редким визитам советских артистов в Израиль. В ноябре 1957 года израильтяне писали нам: «Поздравляем вас со «спутником». Пусть мир торжествует! Тогда и нам будет хоть маленькое место на большом свете».
Вот строки из письма Шмуэля Долмацкого от 16 марта 1966 года: «У нас теперь в гостях скрипач Давид Ойстрах. Его ждали с нетерпением. Все билеты на его концерты были проданы в течение нескольких дней. Но несмотря на то, что билеты дорогие, мы поедем на концерт». О приезде ансамбля «Березка» в Израиль: «Явление «Березки» у нас – это не выразить словами. Залы были всегда полные. Такой балет и такие народные танцы – это просто редкость».
Родные хотели увидеть друг друга, преодолевая долгую разлуку. Из того же письма 1966 года: «Пишешь, Женечка, что папа очень хотел бы нас видеть в своей жизни. Поверь нам, дорогая сестра, что эта мысль нам не дает покоя. Раз мне советовал один из секретарей советского посольства, после отрицательного ответа на нашу просьбу, ждать с нетерпением. На это я ему ответил: «К терпению надо и годы, так как моему отцу 81 год». Теперь, дорогие, начнем хлопотать снова».
Израильтяне - братья родителей, поняли, что на данный момент «занавес» прорвать не удастся, и решили сами приехать в СССР проведать нас. Но возникло новое препятствие: в закрытый город Куйбышев, напичканный военными предприятиями, иностранцам приезжать не разрешалось.
Братья-израильтяне были вынуждены следовать обязательной программе «советского туризма», посещая только строго определенные города и проживая только в гостиницах. Поэтому нам пришлось пойти на нестандартные меры: мы приехали в 1966 году Кишинев, туда же приехали Меир – брат отца, и Шмуэль – брат матери.
Нелегко описать эту встречу, когда мой ослепший дед Эфраим ощупывал своего сына Шмуэля после 33-летней разлуки! Дед гладил его и спрашивал: «Сын мой, для чего ты ждал так много лет, пока я ослеп?».
Я помню, что дядя Шмуэль спрашивал у меня о проявлениях антисемитизма. И я, школьник, рассказал ему случай, произошедший в классе. В присутствии всех учеников классная руководительница Серафима Ивановна сделала мне замечание о плохом поведении: «Городецкий – он же нерусский, он не понимает, но вы же русские – должны понимать русский язык!».
Из Кишинева братья родителей поехали в Киев, Ленинград и Москву, а мои родители сопровождали их на всем пути. Братья посетили израильского посла в Москве Йосефа Текоа – будущего посла Израиля в ООН. Тот дал им сионистскую литературу для раздачи в Куйбышеве. Поволжским евреям достались журналы «Ариэль», брошюры «Израиль в цифрах» и другая печатная продукция. Отец стал распространять эти издания среди местных евреев, агитируя их подавать документы на репатриацию.
Произошла характерная история: две книги не были возвращены отцу, и вскоре эти же книги были предъявлены ему в местном КГБ. Нам стало ясно, что настучали те самые двое его знакомых, которым он и давал прочитать эти книги – Зиновий Верник и Ефим Симсон.
Неудивительно, что после этого начались вызовы Файвеля Городецкого в местное управление КГБ. В своих воспоминаниях он пишет: «С того времени начались наши мытарства. Меня допрашивали, кто мои товарищи, с кем я встречаюсь и с кем я веду переписку. Меня долгое время держали в КГБ с утра до поздней ночи». На заводах города гэбэшники устраивали «общие собрания трудящихся», на которых клеймился сионистский агент Городецкий. Многие знакомые оборвали все связи с Файвелом.
А вернувшиеся в Израиль братья еще долго оставались под тягостным впечатлением от встреч с советской родней. Всех угнетала полная неизвестность и туманность перспектив на воссоединение. «Отец вернулся в шоковом состоянии и в депрессии – вы можете представить это. И когда он рассказывал нам о встрече и расставании, мы с волнением переживали это снова», - сообщала нам в письме Браха Долмацкая.
Литературная обработка: Шимон Бриман
| 
