Воспоминания

О ЯКОВЕ СУСЛЕНСКОМ.

Рассказывают друзья

       От редакции сайта:
      19 октября 2009 года после продолжительной и тяжёлой болезни умер узник Сиона, активист алии и вообще замечательный человек Яков Сусленский. Его друг, Барух Шилькрот, написал короткий некролог, который был опубликован на нашем сайте в разделе «Хроника». Но так получилось, что на нашем сайте не оказалось никакого другого материала о Якове Сусленском, кроме этого некролога, и мы отдавали себе отчёт, что этого катастрофически недостаточно, если мы говорим о таком человеке, как Яков. Поэтому мы обратились к его близким друзьям, в том числе и коллегам по пребыванию в ГУЛАГе, с просьбой найти или написать материал, в котором была бы достойно отражена полная событий жизнь Якова, этого неуёмного человека, который не мог спокойно воспринимать несправедливость, проявляемую по отношению к любому человеку, и немедленно бросался в бой против тех, кто эту несправедливость проявлял. Как оказалось, у его друзей уже существовала идея составить и опубликовать сборник воспоминаний с рассказами о Якове, и часть таких рассказов уже существует. Именно они предлагаются здесь посетителям нашего сайта.
(Примечание: Рассказы приведены в соответствии с алфавитом по фамилии автора).

-----*-----

Яростный пловец против течения

Гилель Бутман

      В 1971-м году, после самолётного и околосамолётного процессов в Ленинграде, после рижского суда и кишинёвского погрома, хлынул через Потьму в Мордовские политлагеря строгого режима поток сионистов, который сразу же проглотил там почти всех диссидентов-евреев. Среди проглоченных были и два друга – учителя из молдавского города Бендеры Яков Сусленский и Иосиф Мешенер. Об одном из этих двух "бендеровцев" (как их шутливо звали товарищи) Якове Сусленском я и хочу сложить хвалебную оду (если получится), потому что, как это ни странно для его кривой судьбины, 10-го мая он начинает свой девятый десяток.

      Яша родился в необычное время, в необычном месте и в необычной семье. Необычное время – 1929-й год, год великого перелома, когда Сталин почувствовал себя достаточно сильным, чтобы переломать судьбы отдельных людей и целых классов и сурово окинуть взглядом эту чёртову промежуточную прослойку. Необычное место – Приднестровье, родина Котовского, небольшой молдавский анклав на левом берегу Днестра, муха, к которой присоединили в 1940-м году слона, всю Молдавию, освобождённую из-под Румынии. Да и сегодня это место непонятно что: не Румыния, не Молдавия, не Украина, не Россия. Необычная семья – генетическая основа Якова Сусленского. Семья, которая всегда торчала. В ней и герои гражданской войны, проливавшие свою и чужую алую кровь за красное знамя. В ней и те, кто сидели многие годы за то, что это же знамя ненавидели. В ней и неистовая сторонница свободной любви, тётя Якова, которая не лежала (с его слов) только под трамваем. Всё это только почва, а дальше – самовоспитание в условиях войны и послевоенной разрухи, когда он – единственный мужчина в семье.

      Судьба-индейка играла с маленьким Яшей Сусленским как кошка с мышкой, то сталкивая его с немецкими десантниками во время бегства на Восток в 1941-м году и наблюдая, правильно ли маленький Яша выберет направление для дальнейшего бегства – к смерти или от смерти. Иногда судьба милостиво помогала малышу. Стояла длинная очередь беженцев, желающих переправиться через Днепр, когда немецкие танкисты уже дышали в затылок, а маленький Яша с матерью стояли почти в конце очереди. И вдруг рядом с ними подали паром для отступающего советского генерала, и в свободное место загрузили стоявших поблизости беженцев. Судьба с интересом поглядывала на Яшу, когда он в 13 лет работал уже на кирпичном заводе под Астраханью, а в 14 – на авиационном заводе под Куйбышевым; криво улыбалась, когда в 20 своих студенческих лет уже стал отцом, и когда, став молодым учителем, Яков Сусленский пытался сеять разумное, доброе, вечное, а министерство просвещения заставляло его сеять неразумное и сиюминутное.

      Судьба заулыбалась ещё кривее, когда Яков и Иосиф вылезли за пределы борьбы с министерством просвещения. Им, видите ли, не нравится советская политика на Ближнем Востоке. Они, видите ли, не могут понять, как можно поддерживать арабские режимы, когда на центральной площади Багдада вешают рядом коммунистов и евреев. Им, видите ли, стыдно, что советские танки вошли в Прагу.

      Судьбе было ясно, чем кончается дело, когда мыши жалуются главкоту на других котов. И верно, в 1970-м году Яков получил семь лет, а Иосиф, которому прокурор требовал 3 года, получил шесть. А на следующий год в лагеря пришла волна сионистов …

      С Иосифом я сидел вместе, он был в поле моего зрения, с Яшей я сидел рядом, он был в поле моего слуха. Я считал, что своего мы добились – выезд начался – и можно позволить себе "сидеть" спокойно. Слегка издали я наблюдал, как мятежный Яков по-прежнему искал бури, как будто в бурях есть покой. Он не вылезал из голодовок и забастовок, и, как следствие, из ШИЗО и из БУРов, но всегда был верен своей звезде справедливости. Наверное, поэтому в камере Владимирской крытой тюрьмы зэки выбрали его судьей, и он решал бесконечные конфликты между голодными людьми, разделёнными психологическими и национальными перегородками.

      Яшу никогда не смущало, что очень часто он плывёт против течения, мне кажется, что он получал от этого определённое удовольствие. Сам он определил это в своей книге очень метко: "когда я раздваиваюсь, я расстраиваюсь". Он не боялся плыть против течения и в лагерях, и в тюрьмах. И, кстати, в Израиле тоже. Его книга называется "Перо моё – враг мой". Очень точно. Каждая его публицистическая статья порождала ему несколько спокойных единомышленников и десятки неистовых врагов. Однажды я стоял в очереди за лекарствами в аптеке и читал в журнале "Круг" полемику Якова с кем-то на фоне его портрета. Вдруг я услышал из-за своей спины: "Если бы у меня был топор, я бы его зарубила". Я оглянулся и увидел еврейскую старушку, которая через мою спину увидела портрет Якова. У этой старушки на Украине погибли родные от рук украинских коллаборационистов, а Яков был председателем общества "Израиль-Украина".

      У Яши Сусленского было немало врагов, но у него было и постоянное политическое убежище – его семья. И Яша, и Клара обожглись в своём первом браке, но они совпали во втором как две частички одного пазла.

      4 года тому назад мы похоронили друга и подельника Якова – Иосифа Мешенера, чудного человека, во многом похожего на Якова. Возвращаясь с кладбища, я думал про себя: «Иосиф, ты чертовски хороший парень, я благодарю судьбу, что она нас свела. И я дико сожалею, что не сказал тебе этого, когда ты был ещё жив».

      Мы уже не молоды. Перед каждым днём Йом Кипур мы уже не знаем, что запишут нам в небесной канцелярии на будущий год. Поэтому сейчас, когда ко мне обратились написать что-нибудь о Якове Сусленском в сборнике, который готовится к его 80-тилетию 10-го мая будущего года, я тороплюсь исправить ту ошибку, о которой я думал, возвращаясь с похорон Иосифа Мешенера.

      Ты хороший парень, Яков Сусленский! И тебе не надо при жизни расстраиваться, ибо ты живёшь, не раздваиваясь.

01.11.2008

-----*-----

Cоломон Дрезнер

      С Яшей Сусленским я встретился впервые в 1971-м году на 3-ей зоне в Мордовии. Это было осенью. Тогда наша группа еврейских заключённых только что приехала в лагерь. Со мной приехали на зону Владик Могилевер, Давид Черноглаз, Вульф Залмансон, Изя Залмансон, Шимон Левит.

      Яша выглядел тогда немного растерянным, очень интеллигентным человеком. Иногда истинно интеллигентный человек выглядит довольно-таки беззащитным. Слабым физически и беззащитным. И я как бы взял шефство над ним. Наша группа была очень сплочённой. Яша быстро вошёл в нашу группу, примкнул к ней. И вот я взял шефство над ним, а также над Изей Залмансоном, он был самым младшим в нашей группе. Когда я приехал на зону, мне было 39 лет. Яша был на два года старше меня. В тот период он очень страдал по поводу того, что произошло на его суде. У нас это было по-другому. Мы знали, за что получили наши срока, мы знали, за что боролись. Даже, помню, перед посадкой мы спрашивали один другого, почему они нас не сажают? А они ждали, когда самолётное дело созреет, думая, что это самый подходящий момент для нашей посадки. Но они просчитались, это им вышло боком, так как именно это вызвало колоссальный резонанс, и с этого, по сути, началась алия. Яша очень переживал несправедливость суда над ним. Вся его деятельность в то время была направлена на войну с прокуратурой, он писал кучу длиннющих жалоб во всевозможные инстанции. Я тогда в лагере был ответственен за контакты с людьми, через которых шёл поток информации в зону и из зоны. Так получилось, что именно через меня этот поток шёл, и мне эти люди очень доверяли. Наша организация была нелегальной, но принцип был такой, что мы занимаемся только нашими еврейскими делами. Наша цель – поднять самосознание евреев и бороться за выезд в государство Израиль. Всё остальное нас не интересует. Яша просил меня переправить его жалобы на прокуратуру. Но это уже выходило за рамки нашей деятельности. Это уже граничило с антисоветчиной. Мы ни в коем случае не хотели с этим иметь дело. У нас были с ним большие споры по этому вопросу. Казалось, он такой беззащитный. Ан нет, оказывается, он был очень сильный и настырный человек. Контакты наши работали очень хорошо. Мы тогда получили 10 килограммов нелегальной литературы. В лагерь можно было получить автомат, фотоаппарат, что угодно. Конечно, мы не ставили себе такой цели. Но Яша настаивал, и я тогда обратился к ребятам, судите мол, можно ли передавать его материалы или нет. Нет, сказали они, ты цензор, ты и решай, что можно, а что нельзя. Может, потому, что мне можно было рисковать, так как я получил самый малый срок. Только Левит получил меньше меня. Я пытался спорить с Яшей по этим вопросам. Я помню, что он тогда обманул одного человека, который получал материалы только от меня. Конечно, все эти контакты были известны многим. Это не было большим секретом. Яша пришёл к нему, и говорит: «Соломон сказал, чтобы ты взял от меня этот материал». Он дал ему кучу своих жалоб, где-то около 5 килограммов.

      Вскоре Яшу отправили в Пермские лагеря, а мы остались в Мордовии. Он умел контактировать с людьми, и у него было много друзей. Он хорошо знал украинский язык и очень тесно контактировал с украинскими националистами. Конечно, несмотря на трудности, которые были в тот период пребывания на 3-ей зоне, я вспоминаю общение с ним как светлый период своей жизни. Это была совместная борьба, была дружба и локоть товарища рядом с тобой. Но, конечно, были и столкновения, и разногласия. Помню, с Давидом Черноглазом была стычка. Меня это очень волновало. Это касалось передач. Тебе помогают, делают какую-то передачу информации. Это тебя обязывает сделать что-то и для них. Есть тут взаимность, без которой ничего бы не прошло. У украинских националистов были свои каналы передачи информации. Были и другие каналы. Ясное дело, что все материалы были антисоветские. И наши материалы тоже были антисоветские. Ты сидишь за антисоветчину, ты враг народа. Чтобы наши материалы на Запад ушли, нужна помощь. Украинские националисты попросили меня передать их материалы на Запад. На заседании наших товарищей я поднял эту проблему. Черноглаз говорит: «Нет, ни в коем случае». Но я спрашиваю: «А как же я буду передавать твои материалы?» Он говорит: «Нет, это очень опасно». Я соглашаюсь с ним: «Конечно, всё очень опасно». Он: «Мы подвергаем опасности наших людей». В общем, был долгий спор по этому вопросу, но решили всё-таки делать. Нельзя было терять эти контакты, иначе не было бы никаких контактов.

      После того, как я освободился, Яша хотел, чтобы я встретился с Маргаритой. Он считал, что она готова для него на всё, буквально под танк полезет ради него. Он просил меня установить с ней контакт. Она приехала ко мне, я с ней встретился, разговаривал. Она хотела уехать в Израиль и просила меня помочь ей в этом. Когда я приехал в Израиль, я написал Маргарите, что не советую ей ехать в Израиль. Я писал ей, что ты должна дождаться Яши и уже вместе с Яшенькой приехать в Израиль. Маргарита хотела приехать вместе с дочкой и сыном, они тогда ещё были маленькими. Она на меня дико обиделась. Она была неумная женщина. Прекратила со мной всякие контакты. Даже обвиняла меня в том, что вот я уехал, в масле катаюсь, и тут же забыл об их семье, о Яше. Я честно так считал, что без Яши ей нельзя приезжать. Я совершенно правильно сделал. И вот как обернулось дело. Яша приехал сюда, познакомился с Кларой. Это было большое счастье. Дочка и сын от Маргариты потом приехали в Израиль, а Маргарита нет. Мы были на свадьбе Клары с Яковом. Что интересно, Яшенька оказался учителем моих детей, сабр, которые здесь родились. Он был учителем английского языка в Гиват-Зеэве у моих детей Цви и Алика. Потом он развил активную деятельность по созданию Общества дружбы Израиль-Украина. Я вошёл в это Общество и помогал Яше. Сколько энергии у этого человека! Он зачастую наивный, безусловно, наивный, но очень чистый, добрый, милый и сильный человек. И чтобы у него было ещё больше внуков, чтобы Мири вскоре вышла замуж. Чтобы мы погуляли на её свадьбе.

Лиля Дрезнер

      Я знаю, что Яша в Бендерах был один из самых лучших преподавателей английского языка. Его страшно любили дети, они ему пишут до сих пор. Он себя проявил там как лучший учитель. Здесь же, как учитель, он не был востребован, к сожалению. Дети на его уроках делали что угодно. Он никогда не давил силой на детей. Он преподавал примерно 4-5 лет. Я с Яшей не была знакома в России. Только с Маргаритой я познакомилась, когда она приезжала к нам. Она была очень нервной особой, очень напряжённая была. И мы видели, что ей совершенно не стоит ехать сюда. Когда мы познакомились с Кларой и увидели, какая это идеальная пара, как она проявляет себя в отношении его, как она заботится о его здоровье. И Яша просто расцвёл здесь. Клара дала ему полную свободу в его деятельности. Все экономические и бытовые проблемы она взяла на себя. И она выросла в глазах наших, когда мы увидели, как она ведёт себя, какая она умница. Она заботилась о семье, принимала кучу гостей, которых Яша приглашал. Она большая, большая умница. Она пишет стихи. Она написала ему поздравление в стихах на его 75-летие. Совершенно потрясающе. В общем, с кем поведёшься… Я счастлива, что мы знакомы с ними. Я помогала Яше, печатала его материалы, мы проявляли активную деятельность. Сейчас у Яши тяжёлый период, но он сильный человек, и я уверена, что он поправится. Он всегда выходил из таких кризисных ситуаций победителем. Я желаю ему много здоровья и счастья, бодрости духа, как всегда. Он работает всегда день и ночь. Большая умница. И он действительно победит, я уверена, победит это всё. Счастья ему и быть и гулять на свадьбе у Мириньки и растить внуков. Чтобы всё-всё у него было хорошо.

05.12.2008

-----*-----

Другу – Якову Сусленскому

Давид Рабинович

      С идеей выпустить сборник воспоминаний я знаком давно. Яков Сусленский знал об этой идее и даже обещал нам внести свою лепту, но надо знать Якова и его деятельный характер.

      Заботы о других перехлёстывают его круглосуточно, а желание активно участвовать в сиюминутных и других "горячих" событиях отнимают его полностью, не оставляя времени для собственного творчества.

      Предлагая мне написать приветствие для этого сборника, он много раз напоминал не забыть о негативных сторонах.

      Я уверен, что родные и близкие ему люди посвятят много добрых, тёплых и интересных слов, поэтому я заранее присоединяюсь к ним с низким поклоном Якову Сусленскому.

      Мягкий, добрый и очень наивный по жизни, ведомый порядочностью и благородством, он, подвижник по нутру, пытается решить и решает массу вопросов относительно других, забывая о своём, и делит своё горячее сердце на всех!

      Это ли не одно из "отрицательных" человеческих качеств нашего Якова?!

      Но плохо знает его тот, кто не ведает, каков он в вопросах принципиальных и как он умеет быть непреклонным, твёрдым и последовательным в том, что считает праведным. Это ли не "негатив" в наши времена?!

      Яков Сусленский умеет выслушать собеседника до конца на "уровне глаз" и вдуматься в сказанное – это ли не нонсенс?!

      Мудрый, добрый и всепрощающий отец четырёх детей, дед пока пятерых внуков, любящий и любимый муж – большая семья, гордящаяся им.

      Непреходящий юмор через всю, не всегда "сладкую", жизнь помогает не только ему, но и окружающим.

      Став главной движущей силой выпуска посмертной книги стихов его друга Иосифа Мешенера, Яков доказывает, что и в нашей жизни можно существовать по законам братской мужской дружбы.

      Установленные им добрые отношения между украинским и еврейским народами стало серьёзной исторической вехой в наше время. Именно между народами, его лучшими представителями, а не только между начальством. Сотни Праведников мира получили свой заслуженный статус благодаря усилиям и долгой кропотливой работе Якова Сусленского. Ему это не безразлично – он живёт этим!

      Список "негативов" о Якове Сусленском можно бесконечно продолжить, но книжная площадь не беспредельна.

      Я думаю, что в злые времена "Холокоста", когда большую часть европейского еврейства вели в "Последний Путь", они верили до конца в правоту Создателя. Точно так же и Яков Сусленский при любых жизненных поворотах верит исключительно в силу справедливости независимо от сиюминутных бед.

      Осенью 2008 года стало известно о болезни Якова – очередное испытание для его чувствительной души. Он с честью борется с этой напастью, как всегда, не сдаваясь!

      Я познакомился с этим честным и порядочным человеком только в конце девяностых годов и благодарен Творцу за эту святую искру, связавшую нас!

      Я уже давно не наивный мальчик (не упомню, был ли таковым), но не стесняюсь заявить, что горжусь дружбой с Яковом Сусленским и ставлю его себе в пример.

      По возрасту я ровесник его сына, а сам Яков назвал меня младшим братом, поэтому хочу по-сыновни и по-братски просить у него разделить с нами ещё лет сорок и дожить во здравии до принятых у евреев 120 …

      Молюсь за Якова Сусленского и остаюсь всегда преданным.

Весна 2009 года

…

P.S. Эти строки пишутся, когда Якова уже нет с нами. Глубокий след этого Большого Человека остался в моей душе!

Серая осень 2009 года

-----*-----

Арье Хнох

      В лагере я не сидел вместе с Яковом. Мы пересеклись в больнице, когда мы были на Урале в Пермской области. Я сидел очень много с его подельником Иосифом Мешенером, больше, чем с кем-либо другим, и в Мордовии, и на Урале. От Иосифа я много слышал о Якове. А впервые я встретился с ним на больнице. После этого мы долго сидели вместе во Владимирской тюрьме. Он попал в мою камеру после тяжёлой болезни. Он мне рассказывал, что у него были кошмары. У него было очень тяжёлое состояние. И они, по-видимому, опасались за его жизнь, потому что убивать его не входило в их намерения. Хотя, конечно, убить любого из нас им было очень легко. Это не было в их намерениях однозначно. Поскольку он был в тяжёлом психическом состоянии, или психологическом, не знаю, как правильно сказать, его спросили, есть ли у него какие-то предпочтения, с кем он хотел бы сидеть. Он сказал, что он хочет сидеть со мной. Они пошли ему навстречу, и мы много времени сидели вместе. Какое-то время с нами сидел Кронид Любарский, известный диссидент. Я не помню, может быть, в какие-то периоды был ещё кто-то. Но однозначно то, что выйдя из больницы после тяжёлого приступа, он всё время до освобождения сидел со мной. От меня он вышел на волю. Мы сидели вместе во Владимире около года.

      После его выхода я ещё продолжал сидеть во Владимире. Я был три года во Владимирской тюрьме, потом вернулся на зону, где должен был отбывать ещё два года, но мне сократили год. Сократили сроки всей нашей группе. За все три года моего пребывания во Владимире более лёгкого сокамерника, чем Яков, у меня не было. Многие не очень понимают, что значит сидеть вместе в одной камере. Те, которые были в лагерях и, казалось бы, должны были понимать, ничего не понимают. Есть огромная разница в пребывании в лагере, где есть масса народу, где в бараке находятся 30-40-70 человек, и ты общаешься с массой других людей. Есть рабочая зона, и многое ещё. Во Владимире ты находишься на протяжении 24 часов беспрерывно. Я знаю случаи, когда люди, бывшие близкими друзьями, становились врагами после отсидки в одной камере. Мне в этом плане очень повезло, потому что я сидел значительную часть времени с подельниками или с людьми, которых я знал раньше, и с которыми у меня были очень хорошие личные отношения.

      Но с Яковом сидеть вместе было лучше, чем с кем-либо другим. Он совершенно бесконфликтный человек. Я не думаю, что когда-либо мы о чём-то даже поспорили. То есть, конечно, у нас могли быть разные мнения, но никогда это не доходило до спора. Он много времени уделял писанию различных жалоб. Мне это казалось совершенной ерундой. Я вообще не верил, что кто-то их читает. Но в какой-то момент я увидел, что ему это помогает. И я ему сказал, что если это тебе помогает, то пиши. И действительно ему это помогало. Главная проблема, которая у нас была, это его проблема с сердцем. У него были частые сердечные приступы, я думаю, это происходило с частотой несколько раз в месяц. Это было ужасно. Каждый раз было впечатление, что он умирает. И я тогда начинал колотить в дверь. Это берёт время, пока кто-то придёт. Некоторые смены надзирателей вообще не знали, что он болен. Я колотил в дверь кулаками, ногами, пока не приходил надзиратель. Он, как всегда, просил подождать до утра. Но Яков не мог ждать до утра. Настрой у него был довольно-таки пессимистичный. Скажем так, что он не верил, что выживет, что доживёт до освобождения. Он постоянно просил меня передать кому-то что-то, сказать кому-то так-то, и прочее. Я отвечал ему, что это всё глупости, ты выживешь, освободишься и сам со всеми встретишься и всё расскажешь. Потом он говорил мне, что благодаря этому он и выжил, так как не мог на меня положиться. У меня не оставалось другого выхода, как выжить самому, говорил он потом. А если бы он на меня полагался, то мог бы спокойно умереть. Действительно в этом было много психологии. Тем не менее, он был сокамерником просто идеальным. И вообще он очень хороший человек.

      После приезда в Израиль я общался с ним довольно-таки часто. Позже уже реже. Встречаемся на всяких встречах, юбилеях. Часто мы ездили вместе на Мёртвое море семьями. После того, как я начал строить дом, и все выходные дни я провожу на стройке, мы стали редко встречаться. И это продолжается до сегодняшнего дня.

      Я с ним говорил по телефону на прошлой неделе. Я знаю, конечно, что он проходит химиотерапию для борьбы с раком желудка. Такой рак был у моей тёщи. Она тоже проходила химиотерапию и полностью вылечилась от рака, и прожила ещё много лет. Потом она умерла, но совсем по другой причине. Хотя вначале врачи говорили, что рак её очень опасный и было мало шансов на то, что она вылечится. Она проверялась после выздоровления каждый год, и всё было абсолютно чисто. Поэтому я знаю, что из этого можно выйти. Я надеюсь, что он выйдет из этого и победит болезнь. Ведь он прошёл столько во время заключения и уже не надеялся выжить, а думал только о том, что если выживет, то только для того, чтобы доехать до Израиля и всем всё сказать. И вот он приехал в Израиль, женился, произвёл на свет таких прекрасных двух дочерей.

05.12.2008

-----*-----

Барух Шилькрот

      Я познакомился с Яковом в декабре 1970-го года. Тогда я уже несколько месяцев был на 17-й зоне Мордовских лагерей. Ожидалось прибытие новых политзаключённых. Это всегда было особым праздничным событием. Уже заранее готовят чай для вечернего чифиря, когда все соберутся послушать новобранцев о том, что делается на воле, за что они сели, слышали ли о других политических делах. И вот мы стоим с замиранием сердца возле ворот, ожидая этапа. Вводят группу заключённых в чёрных бушлатах, и среди них я тут же примечаю двух маленьких еврейчиков с интеллигентными физиономиями. Это Яша Сусленский и Иосиф Мешенер, прибывшие из Кишинёва. Тут же на них наваливаются с вопросами. Вечером в узком тёплом кругу наших активистов они рассказывают о своём деле. Основной "преступник" тут Яков. Он и получил больше – 7 лет лагерей. За что? За самиздат, причём этот самиздат состоял из каких-то невинных вещей, как стихи Евтушенко, например, и тому подобное (я сам видел приговор), и всякие письма в различные советские инстанции (не пиши письма в инстанции – они их не любят!). В общем, ни за что! На периферии КГБ позволяло себе такие шутки, таких состряпанных "дел" было много в лагере. В Москве и Ленинграде такого не было. За что же сидел Иосиф? А он вообще ни за что. Был приятелем, поддерживал, что-то подписывал. Получил 6 лет лагерей! Это в лагере называлось вагончиком. А Яков – паровоз.

      Мы с Яшей быстро подружились. Не прошло и недели после прибытия его на зону, как он привёл всех своих друзей в чрезвычайное волнение. Он начал работать на стройке. По-видимому, таскание тачек с кирпичами было ему не под силу, и он упал с сердечным приступом. Можно ли было тогда поверить, что этот маленький, тщедушный, больной и уже немолодой человек проведёт все последующие годы в карцерах, тюрьмах, душегубках, в вечной борьбе с администрацией, в голодовках – и выйдет живым на волю, приедет в Израиль, поселится в Иерусалиме, женится и произведёт на свет ещё двоих детишек? Его неутомимая энергия всех просто поражала. Но это, наверное, и давало ему силы вынести все невзгоды. Он всегда за кого-то ратовал, писал длиннющие жалобы во всевозможные инстанции, кому-то помогал, кому-то сочувствовал. Надо быть неисправимым оптимистом, каким Яша и был, чтобы писать жалобы-романы с надеждой, что кто-то их прочтёт и ответит. Он мне напоминал Дон-Кихота в лучшем понимании этого образа, этого рыцаря без страха и упрёка.

      В 1971-м году меня судили в лагере и перевели во Владимирскую тюрьму. Яша провожал меня, сам того не зная, что вскоре и он окажется в этой самой страшной советской тюрьме и с трудом выберется оттуда живым. Был период его пребывания во Владимирской тюрьме, когда он ослеп. Потом зрение к нему вернулось. Он с трудом выкарабкался оттуда.

      В Израиле он продолжает быть весьма активным общественником, создал общество израильско-украинской дружбы ещё задолго до установления дипломатических отношений между Израилем и Украиной.

      Мы продолжаем быть закадычными друзьями, несмотря на разницу во взглядах на различные аспекты израильской жизни. Там, в тюрьмах и лагерях, у нас был общий враг, и не было разногласий по поводу необходимости борьбы с ним. Здесь же мы разделились, и каждый поддерживает свою партию, свою линию, соответствующую его взглядам. Мы с Яшей часто находились в прямо противоположных политических лагерях. Я – кибуцник, левый. Он – правый, иногда даже крайне правый. Но никогда это не отражалось на наших личных отношениях. Мы и здесь находили общие точки соприкосновения, борьбу за алию, где у нас не было разногласий, борьбу против антисемитизма, борьбу с израильской бюрократией, борьбу за улучшение израильско-украинских отношений.

      Таким был Яша – подлинный интеллигент, нежный и преданный друг. Они всей семьёй с ещё маленькими дочками приезжали к нам в кибуц на бассейн.

      Недавно у Яши обнаружили рак. Он начал проходить сеансы химиотерапии. Но нужно видеть его оптимизм в эти нелёгкие для него дни. Чувство юмора не покидает его ни на минуту. Он полон энергии, творческих и общественных планов. А ведь в будущем году он разменяет девятый десяток своей бурной жизни! Так держать, Яша. Я уверен, что ты победишь и эту болезнь, и мы вместе ещё повоюем на этом свете ещё долгие-долгие годы. До 120, дорогой мой!

      Целую тебя крепко и обнимаю!

06.11.2008

-----*-----